Вчера случилось мне познакомиться с одним Швейцарцем, заведывающим в России, в Рязанской губернии, большою бумагопрядильною фабрикой. Разговорились о положении фабричного дела в России и их фабрик в частности.
— Блестящие дела делаете, вероятно? спросил я.
— Почему вы так думаете? ответил Швейцарец вопросом.
— Да потому, что считаю Швейцарцев, не без основания, очень практичным народом, превосходящим практичностью даже Англичан, и думаю, поэтому, что раз Вы устроили фабрику в России, и пошли работать и жить на чужбине, то, значит, имели в виду большую выгоду...
— Да, именно «имели в виду», отвечает Швейцарец, покачивая головой,— но расчеты не оправдались... Видите ли, мы основали наше предприятие несколько лет тому назад, под влиянием того кризиса в бумагопрядильном деле, от которого мы и теперь страдаем, и будем страдать и дальше, так как излечение от этой болезни зависит не от нас...
— А от кого же? от федерального правительства?
— Нет, от Русского Правительства!...
— При чем же тут Русское Правительство, спросил я.
— А вот при чем. Ваше, Русское Правительство нашло полезным повысить пошлину на пряжу и бумажные ткани и этим значительно уменьшило сбыт в Россию продуктов наших бумагопрядильных и ткацких фабрик. Чтобы устранить тяжкие для нас последствия этого повышения пошлин, мы решили перенести нашу деятельность в Россию. Наша компания, акционерное Общество с капиталом в 5 миллионов франков, начало ходатайствовать о разрешении выстроить фабрику в России...
— Но, ведь в России всякий иностранец волен и покупать, и строить все, что ему вздумается... чуть не монету чеканить, заметил я.
— Да, отдельное лицо за свой собственный счет; но для того, чтобы иностранное акционерное Общество могло действовать в России, необходимо получить Высочайшее разрешение...
— И вам трудно было получить это разрешение?
— Ничуть... Напротив, мы встретили со стороны министра Финансов такое внимание и содействие, на которые вовсе не разсчитывали.. Мало того, в городе З—ске, где мы решили устроить фабрику, городское управление отнеслось к нашему предприятию с большим сочувствием и продало нам необходимый участок земли по очень дешевой цене. Такое же внимание мы встретили и со стороны железной дороги...
— Так почему же вы не довольны результатами?
— Да результаты не оправдали наших надежд: мы до сих пор с трудом сводим концы с концами... Причин нашего неуспеха две. Во-первых, нас положительно подавляют различные налоги: нас облагает налогом государство, облагает земство и, наконец, город!... Мы платим столько налогов, что нам выгоднее было бы иметь фабрику в Швейцарии, несмотря на стоимость провоза и на высокие пошлины... Во-вторых, сбыт нашего фабриката гораздо меньший, чем мы предполагали, и из года в год еще уменьшается. Причина этого плохого сбыта — обеднение русского крестьянина. Он наш главный покупатель, а «недороды» (как у вас называют — неурожаи) последних лет разорили его до того, что его покупная способность понизилась без преувеличения на 50%. Вместе с крестьянином разорился и мелкопоместный дворянин, обеднели и сельский купец, и сельское духовенство, а ведь это все — наши покупатели!... Словом — обеднела вся деревня, и мы потеряли половину сбыта...
«Конечно, это можно было предвидеть, но наши агенты в России и наши консула не поняли этого, и когда мы еще отсюда, из Швейцарии, старались узнать о причинах уменьшавшегося сбыта, то нам указывали все на единственную причину: на увеличение пошлины... Эту причину можно было устранить, перенеся фабрикацию в саму Россию, что мы и сделали. Но когда фабрики были уже в полном ходу, то, живя на месте, в России, в постоянном общении с нашими потребителями, мы скоро поняли, что наш главный враг был вовсе не пошлина, которая уравновешивается налогами, а обеднение деревни, обусловленное целым рядом неурожайных годов... И вот, благодаря этим причинам, или, вернее сказать, этой последней причине, дела наши идут туго...
— Что делать, это наше общее горе: нет хлеба — нет денег... Будем надеяться, что за рядом неурожайных лет последует ряд урожайных, сказал я, чтобы чем-нибудь утешить моего швейцарского компатриота.
— Это и наша надежда, наша единственная надежда: ведь если мы пойдем ко дну, нас никто не поддержит...
— Что вы хотите этим сказать, спросил я.
— Да то, что мы все-таки на чужбине работаем... Нас приняли хорошо, это правда, но мы должны и держаться хорошо: нам ничего не простят, мы не «свои», не сыновья, а пасынки...
— Ну, а как стоит у вас дело с рабочими?
— Да не особенно хорошо...
— Но рабочие, однако, в России гораздо дешевле, чем в Швейцарии?...
— Да, дешевле, но зато хуже по качеству и, кроме того, плохо обращаются со станками и с материалом, гораздо больше портят, чем наши...
— Но вы не имели никаких неприятных столкновений с рабочими?
— Вы говорите про стачки?... Нет, стачек у нас пока еще не было, но эта зараза скоро и нас коснется: есть уже признаки, указывающие на то, что социалистская пропаганда ведется и на наших фабриках.
— Так вы думаете, что фабричные безпорядки обусловлены социалистскою пропагандой?...
— Несомненно!... Стоит только посмотреть на требования стачников: все те же восемь часов рабочего дня, те же гарантии «несменяемости» рабочих, все та же международная программа, при помощи которой надеются дисциплинировать международную армию рабочих.
— А вы пошли бы на уступки?...
— Нет, мы не можем ни больше платить, ни сократить рабочий день,— иначе мы «сядем»...
Вот как смотрят на дело швейцарские республиканцы...
ПРИМЕЧАНИЕ.
Венгеров С.А. Критико-биографический словарь русских писателей и ученых. 2-е изд. Том I. (Аарон-Куликов). Пг., 1915. с. 380:
Коган, Анатолий Афанасьевич, сотрудник "Московских ведомостей" (псевдоним Хозарский), из дворян Тамбовской губернии, умер в Монако 14 мая 1905.
Источник — некролог Д.Я.-III. (Языков Д.Д. 3-й) Памяти А. Хозарского. // Московские Ведомости. М., 1905. №133, 17 (30) мая, с. 4:
Московские Ведомости понесли крупную утрату.
Вчера ночью мы получили из Монако грустную телеграмму, сообщившую о последовавшей 14 мая кончине, после трехдневной тяжкой болезни, нашего долголетнего и талантливого сотрудника Анатолия Афанасьевича Когана.
Нашим читателям, конечно, хорошо знакомы те живые статьи, те увлекательные разсказы, те интересные корреспонденции, которыми покойный столько времени не переставал украшать страницы Московских Ведомостей, подписывая свои труды обычным псевдонимом: А. Хозарский.
Происходя из Тамбовского дворянства, он получил свое высшее образование на юридическом факультете Московского Университета, по выходе из которого поселился в Киеве. Там у него скоро пробудилась страсть к журналистике, и он уже с начала семидесятых годов стал принимать самое близкое участие в местной газете Киевлянин. Один за другим следовали его злободневные фельетоны, а наряду с ними многочисленные живые заметки по текущим вопросам.</a>
Эти первые опыты меткого пера покойного скоро обратили на себя внимание М.Н. Каткова, который очень сочувственно отнесся к желанию юного публициста — писать на страницах Московских Ведомостей. В 1880 году А. Коган покинул Киев и переехал в дорогую ему Первопрестольную столицу. Здесь он долго и непрерывно работал в различных отделах нашей газеты, пользуясь ценными советами М.Н. Каткова и поощряемый общими симпатиями читателей.
В середине 80-тых годов А.А. Коган переехал в Петербург и поступил там, по рекомендации М.Н. Каткова и Н.А. Любимова, в редактируемые в то время Авсеенко Петербургские Ведомости, в которых постоянно вел иностранный отдел.
Вынужденный, вследствие своего болезненного состояния (порока сердца) проживать в теплом климате за границей, А.А. Коган должен был на долгое время разстаться с Родиной: он переехал сперва в Константинополь, а затем в Южную Европу. Здесь он с 1889 года возобновил свое сотрудничество в Московских Ведомостях в качестве заграничного корреспондента. Он присылал то из Швейцарии, то из Испании, то из Франции, то из Германии непрерывную вереницу талантливых корреспонденций, блиставших остроумием и отличавшихся редким по чистоте литературным слогом.
Сколько неподдельного, живого юмора было в его прекрасных очерках, описывавших нравы и обычаи западно-европейских народов! С какою поразительною меткостью обрисовывал он своеобразные типы встречавшихся ему там разноплеменных туристов: ничем не возмутимых Англичан, юрких Французов, ловких Итальянцев, солидных, положительных Немцев, наконец, тех русских чиновников, которые прожигают казенные деньги и одновременно с восторгом толкуют о близкой «конституции».
Из массы замечательных трудов А. Хозарского, помещенных на страницах Московских Ведомостей, особенно памятны его прелестные разсказы: Хаймэ (1899 года, №10—12), Сон в зимнюю ночь (1900 года, №16), Два обета (1900 года, №161—162), Пещера Агасфера, или Почему Иван Иванович не ездит больше в Монте-Карло (1901 года, №50—51), Красная Мышь (1902 года, №15—16) и Медиум (1902 года, №21). Нельзя не пожалеть, что такие увлекательные беллетристические произведения еще не собраны в отдельную книгу. Какой бы это был хороший подарок для всех любителей легкого, изящного чтения! А Хозарский успел издать только одно свое сочинение (мастерское подражание знаменитому роману Альфонса Додэ — Новые подвиги Тартарена, славного Тарасконского героя, Москва, 1898 г.), которое получило широкое распространение.
Неутомимо, со всею своею обычною энергией, продолжал А. Коган работать до самой кончины. Болезнь сердца, вырвавшая уже столько дорогих русских деятелей, душила его, но он попрежнему не выпускал из своих рук пера. Он не мог надеяться на свое исцеление, он знал, что безпощадная смерть стережет его у порога. Но жизнь попрежнему увлекала его. И он, как герой, перенося со стоическим спокойствием свои ужасные физические страдания, вновь брался дрожащею рукой за перо.
В 1900 году А.А. Коган вернулся в Россию, в которую его так неудержимо тянуло, и поселившись сперва в Петербурге, затем переехал в Ялту; но климат России заставил его в 1901 г. снова ехать за границу и после долгих скитаний он устроился, в прошлом году, как ему думалось, надолго на берегу Средиземного моря, в Монако, откуда и присылал свои последние работы.
Еще пять дней тому назад, в Московских Ведомостях (№126, от 10 мая) был помещен интересный очерк А. Хозарского, озаглавленный Неудачная уловка Японцев, где даровитый автор со своим обычным мастерством искусно разоблачал отвратительные приемы наших врагов, не брезгающих подкупом французских и английских газет, а вчера (№132, от 15 мая) — напечатано его письмо об автомобильных лодках — Чуть не катастрофа.
Мог ли кто думать, что эти статьи будут последними в жизни А. Хозарского, что ими он навеки простится со своими читателями и что больше никогда мы не услышим его метких, ярких определений, в роде тех пророческих слов, которые заключались в его предсмертном очерке: «Япония напала на Россию раньше объявления войны, вопреки официальным обещаниям, данным нейтральным державам. Этот факт войдет в историю, и никакие усилия дипломатов и журналистов Японии, Англии и Франции не будут в силах обелить Японское правительство, запятнанное разбойническим поступком».
Грустно, очень грустно, особенно в нынешнее время, утратить такого талантливого писателя и горячего патриота!
Мир праху твоему, добрый товарищ! Кто тебя близко знал, тот не мог не ценить тебя как человека, как верного друга и как высоко-благородного Русского патриота...
См. также Стопятидесятилетие «Московских Ведомостей». // Московские Ведомости. М., 1906. №111, 28 апреля (11 мая), с. 1-2, на с.2:
В течение 1905—1906 гг. редакция лишилась сотрудников в лице отошедших в вечность: Д.В. Аверкиева, А.А. Когана (Хозарского), Е.Л. Кочетова, Н.И. Мердер, Н.М. Павлова, А.В. Половцова и Н.И. Субботина.